Слагаемые успеха: врождённое, придуманное и приобретённое

В 2000 году профессор Гэри Макферсон из университета в Мельбурне задавал детям от 7 до 9 лет, которые только что поступили в музыкальную школу, несколько интересных вопросов. Он хотел выяснить, какие факторы влияют на успешное обучение музыке — из чего складывается правильная мотивация?

Детей спрашивали: «как долго ты собираешься играть на инструменте, который выберешь?» Спустя всего 9 месяцев была ощутимо заметна разница между ними: те, кто собирался сменить инструмент через несколько лет или вообще не воспринимал обучение музыке как что-то серьёзное, показали худшие результаты независимо от времени, которое они уделяли своим занятиям. Лучшими оказались те, кто связывал с музыкой устойчивые ожидания — в целом они больше занимались и продвинулись вперёд дальше, чем остальные. Ожидания и ценности, которые дети вкладывали в обучение, оказались лучшим предиктором их успеха, чем какой-то набор начальных способностей или количество часов, потраченных на занятия.

Исследование повторилось через 3 года и ещё раз — через 10 лет. Многое изменилось, но основные результаты остались теми же самыми. Одной лишь усиленной практики и врождённых способностей оказалось недостаточно, чтобы объяснить успех одних и неудачи других.  Чтобы преуспеть не только в музыке, но и в любом другом занятии, нужно сделать его частью своей идентичности.

Это не единственный ответ на вопрос, что делает нас успешными в своём деле. Люди пытались на него ответить множеством разных способов. Если раньше говорили о судьбе и благословении богов, то теперь речь идёт о таланте, врождённых способностях, социальном окружении или генетической предрасположенности. Но даже если сложить все перечисленные факторы, этого будет недостаточно для полного объяснения. Нам понадобится шире взглянуть на то, что мы называем талантом, если мы не хотим втискивать всё огромное поле человеческих навыков и способностей в прокрустово ложе узких определений.

Почему мы переоцениваем интеллект

Одно из самых масштабных и длительных исследований одарённости было запущено в 1921 году при Стэнфордском университете. Его создатель и главный идеолог Льюис Терман родился в 1877 году в многодетной фермерской семье на востоке США. Доктор Б. Р. Хегенхан в своей книге «Введение в историю психологии» рассказывает: когда Льюису было 9 лет, его семью посетил френолог. Ощупав выступы и изгибы на черепе мальчика, он предсказал, что Льюиса ждёт большое будущее.

Подписывайтесь на наш аккаунт в INSTAGRAM!

Он оказался прав: Терман стал одним из самых известных психологов XX века и сильно повлиял на наше восприятие врождённых способностей и интеллекта. Во многом именно благодаря его усилиям мы все знаем, что такое IQ-тесты. И порой даже наделяем их результаты большим значением.

Льюис Терман в своём кабинете в Стенфорде.

Терман был их горячим пропагандистом. Он считал: «нет ничего более важного в человеке, чем его показатель IQ» (кроме, может быть, нравственных ценностей). Именно показатель интеллекта определяет (согласно ранним убеждениям Термана), кто станет элитой, источником новых идей и позитивных преобразований, а кто — потенциальной обузой для остальной части общества.

Терман во многом основывался на идеях Френсиса Гальтона, одного из основателей психометрики. Гальтон ещё в 1883 году написал книгу «Исследование человеческих способностей и их развитие», в которой объяснял разницу в развитии людей наследственными факторами.

Интеллект в понимании Термана — это способность к абстрактному мышлению, умение оперировать отвлечёнными понятиями. Чтобы доказать важность высокого интеллекта объективными данными, он собрал по всем Соединённым Штатам более 1 500 детей с результатами IQ-тестов выше 135. С этого момента и началось его знаменитое исследование одарённости. Сначала Терман всего лишь хотел повторить и расширить один из своих более ранних научных проектов, а в итоге исследование заняло всю его жизнь и даже вышло за её пределы.

Люди с высоким IQ в среднем были более здоровыми, богатыми, успешными в учёбе и работе, чем их менее «интеллектуальные» сограждане. Какое-то время создавалось впечатление, что IQ действительно можно назвать фактором, который определяет выдающиеся достижения: к зрелому возрасту группа Термана «произвела на свет тысячи научных статей, 60 документальных книг, 33 романа, 375 рассказов, 230 патентов, а также многочисленные теле- и радиопередачи, произведения искусства и музыкальные произведения».

Каковы же были его результаты? Для нас они, возможно, прозвучат как полная банальность, но Терману они приподнесли несколько серьёзных сюрпризов.

Но вскоре учёному пришлось разочароваться в своих убеждениях и констатировать, что интеллект, который можно измерить с помощью тестов, очень слабо коррелирует с успехом. Жизненный путь его подопечных сложился совершенно по-разному. И никто из когорты «термитов» (так называли себя участники исседования) не смог добиться чего-то действительно выдающегося.

История IQ-тестирования в каком-то смысле повторила судьбу френологии.

Это более изощрённая, но столь же безуспешная попытка измерить такую сложную и зыбкую сущность, как интеллект, с помощью единого набора предзаданных признаков.

Подход Термана к определению интеллекта, который по-прежнему сознательно или бессознательно воспроизводится в обучении и образовательной практике, можно назвать субстанциональным. Сегодня гораздо привлекательнее выглядит его альтернатива, представленная, к примеру, Говардом Гарднером с его концепцией «множественного интеллекта», которую он впервые описал в 1983 г. в книге «Структура разума».

Согласно его определению, интеллект — это «способность к решению задач или созданию продуктов, обусловленную конкретными культурными особенностями или социальной средой».

Интеллект по Гарднеру — это не какая-то стабильная субстанция, которую можно измерить в цифрах; это качество, которое неразрывно связано с практикой, социальной средой и её культурными особенностями.

Даже если и есть какие-то врождённые качества, которые определяют интеллект, их невозможно представить в отрыве от воспитания и окружения. Отдельный пигмей из племени Мбути в республике Конго, вероятно, не глупее чиновника из американского среднего класса, — но они родились и выросли в настолько разных условиях, что сравнивать их способности и строить иерархии едва ли придёт в голову даже самым рьяным поклонникам психометрики.

Талант нельзя открыть, но можно изобрести

Один лишь высокий IQ не может быть причиной выдающихся жизненных достижений. Это, в общем-то, можно и не доказывать ссылками на исследования, хватило бы и нескольких примеров. Попробуйте вспомнить людей с аномально высоким показателем IQ — у вас едва ли получится это сделать. Они хорошо справляются с решением задачек, запоминанием информации, иногда — с изучением языков, но какими-то особенными достижениями до сих пор не выделились.

Подписывайтесь на наш канал VIBER!

Что же тогда определяет успех? Ответ, который глубоко укоренён в нашей мифологии и культуре, гласит, что это талант, гениальность, экстраординарные способности, скрытые где-то в глубине личности.

Талант, если он подлинный, открывается ещё в раннем детстве, а остальная жизнь становится дорогой к его полному раскрытию и реализации.

Чем раньше проявляется талант, тем лучше.

В массовой культуре талант всегда отмечен каким-то знаком, магическим ореолом: к примеру, шрамом в виде молнии.

На стыке этих представлений появляется образ вундеркинда. В своей классической книге «Мифологии» Ролан Барт проанализировал образ Мину Друэ — поэтессы, которая прославилась своими стихами ещё в восьмилетнем возрасте. 

...перед нами до сих пор неизжитый миф о гениальности. Классики некогда заявляли, что гений — это терпение. Сегодня же гениальность состоит в том, чтобы опередить время, написать в восемь лет то, что нормально пишется в двадцать пять. Это количественный вопрос времени — надо просто развиваться немного быстрее других. Поэтому привилегированной областью гения оказывается детство.

Слово «талант» не случайно содержит в себе магические коннотации. Во многих культурах колдовство считалось врождённой способностью, скрытой от посторонних глаз. Здесь хочется привести ещё один пример — на этот раз связанный с африканским народом азанде, который великолепно описан британским антропологом Эванс-Причардом. Азанде верят, что способность к магии содержится в некой субстанции или органе, который находится в теле колдуна. Это способность передаётся по наследству, но может и не проявиться:

В течение всей его жизни она может оставаться недействующей, «холодной», как выражаются азанде, и человека вряд ли можно считать колдуном, если его колдовская сила никогда не функционировала. Поэтому перед лицом этого факта азанде склонны рассматривать колдовство как индивидуальную особенность, несмотря на то что она связана с кровным родством. Талант (или то, что мы подразумеваем под этим словом) — нечто очень похожее. И, как и колдовство у азанде, он существует только в наших представлениях.

Ритуальные танцы с масками в племени Сонге (Республика Конго). Fernand Allard l’Olivier.

Конечно, никто не собирается отрицать наличие врождённой предрасположенности к определённым занятиям. Но чтобы они могли проявиться, нужна подходящая среда и практика. Осознанная практика. И, возможно, не менее 10 лет непрерывной работы над собой.

Осознанная практика: правда и миф о 10 000 часов

Концепцию осознанной практики (deliberate practice) ввёл в научный оборот шведский психолог Андерс Эрикссон из Университета штата Флорида. Своё первое (и впоследствии знаменитое) исследование он провёл в 1993 году в Берлинской академии музыки.

Что отличает выдающегося музыканта от посредственного? Ответ Эрикссона и коллег: практика, ещё раз практика, ещё больше практики. Но не количество часов имеет главное значение. Есть кое-что поважнее.

Фрэнсис Гальтон, которого мы уже упоминали в связи с исследованием Термана, в книге «Наследственность таланта. Законы и последствия», написанной им в 1869 г., утверждал, что человек может совершенствовать свои навыки и способности лишь до определённого предела, который «не сможет преодолеть даже с помощью дальнейшего образования и совершенствования».

Фрэнсис Гальтон за работой. Charles Wellington Furse, 1954.

Когда мы чему-то учимся, овладеваем новыми навыками, мы проходим через несколько стадий. Сначала это сложно: приходится узнавать массу нового, менять привычные образцы поведения, ориентироваться в хаосе незнакомых терминов и определений. Затем мы усваиваем некоторый набор правил, с которым можно более-менее спокойно заниматься своим делом и не беспокоиться, что всё пойдёт не так. Это и есть «стена Гальтона». Мы доводим свои навыки до автоматизма и останавливаемся.

Эрикссон показал, что лучшими музыкантами становились те, кто не просто больше занимался, а делал это осознанно. Термин «осознанная практика» содержит в себе 3 составляющих: а) концентрация на технике, б) ориентация на цель и в) получение стабильной и немедленной реакции на свои действия.

«От механических повторений нет никакого толку, — писал Эрикссон, — нужно то и дело менять технику, чтобы продвинуться ближе к цели». Но чтобы достичь по-настоящему заметных результатов, нужно постоянно балансировать на границе своей зоны комфорта. Для музыкантов осознанной практикой будет игра на инструменте в одиночестве с акцентом на оттачивание техники и отыгрывание мельчайших деталей каждого произведения; для писателей — работа со словом, строением текста, редактирование и правка написанного «вчерне», для учителей — что-то третье, для врачей — четвёртое и т.д. Важно, что эта практика должна иметь осмысленный характер.

Каждый навык нужно разбивать на множество мелких частей и работать с каждой их них, внимательно прислушиваясь к себе самому и к реакции на свои действия.

Каждый навык нужно разбивать на множество мелких частей и работать с каждой их них, внимательно прислушиваясь к себе самому и к реакции на свои действия.

Для журналиста, к примеру, необходимой частью осознанной практики должны стать комментарии к его статьям. Для учителя — реакция класса; понимание, воодушевление или растерянность каждого из учеников.

Другой вывод из работы Эрикссона, который получил гораздо больше внимания — это так называемое «правило 10 тысяч часов».

На самом деле это всего лишь усреднённый показатель, который сам по себе мало что значит. Малькольм Гладуэлл, которому принадлежит сомнительная заслуга популяризации этого «правила», в своей книге «Гении и аутсайдеры» прямо пишет, что 10 тысяч часов — «волшебное число величайшего мастерства». При этом об осознанной практике он даже не упоминает.

Правило 10 тысяч часов, распространившись в популярной прессе и в интернете, вызвало ответную реакцию Эрикссона: в 2012 году он опубликовал текст под названием «Почему опасно делегировать образование журналистам». Практика важна, но нет какого-то количество часов, после которого вы автоматически станете специалистом мирового уровня. Продолжительность работы слабо коррелирует с успехом — и это относится к любому занятию.

Практика, как и врождённые способности — лишь один из показателей, которые вместе влияют на результат.

Музыканты Макферсона, с которых мы начали, показали, что успех — это самоисполняющееся пророчество. Мы достигаем высоких результатов, если верим, что для нас это действительно важно. Чтобы продвинуться в любом занятии, нам нужны учителя, которые помогают нам выйти из зоны комфорта, преодолеть автоматизм и осознанно совершенствовать свои навыки. Поэтому главное, чему следует научиться — это воспринимать каждую неудачу не как провал, а как стимул для того, чтобы двигаться дальше. Когда учителей рядом нет, нам понадобятся инструменты мета-обучения: нужно знать, как учиться самостоятельно, чтобы не застрять на месте. Успех, в конечном счёте — это история, которую мы сами себе рассказываем. Насколько удачной получится эта история, определяем не только мы. Как писатель зависит от языка, на котором пишет, так и каждый из нас зависит от окружающих условий. Но сюжет и стиль повествования всё-таки остаётся на совести пишущего.опубликовано econet.ru 

Олег Бочарников

Задайте вопрос по теме статьи здесь

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet