НЕ ДУМАЙТЕ, БУДТО ЗНАЕТЕ, КАК ВЫГЛЯДИТ НАСИЛЬНИК

Насилие – это всегда насилие. Оно не обязательно должно оставлять видимые следы и являться в образе злодея с черными глазами.

Если бы реальная жизнь была как кино (а она не кино), тогда бы все плохие парни носили бы черные шляпы, а хорошие - белые; злые ведьмы были бы с зеленой кожей и с уродливом колпаком, а добрые волшебницы выглядели бы как прекрасные феи из «Волшебника страны Оз».

Когда речь заходит о насилии – как о физическом, так и о куда менее обсуждаемом вербальном и эмоциональном – нам хочется, чтобы наши стереотипы о том, как должен выглядеть насильник помогали нам моментально его распознать.

Как наша культура упрощает насилие и почему это опасно для всех

Мы хотим, чтобы негодяй выглядел и действовал как негодяй, а не как приятный, хорошо образованный и уважаемый человек в дорогом костюме. Нам бы хотелось, чтобы мать, которая унижает и обижает своих детей, которая заставляет их чувствовать себя ничтожествами, чтобы вся эта её внутренняя токсичность была заметна и снаружи, а не как это обычно бывает, когда мы видим её улыбчивой женщиной, в модной одежде и с самым ухоженным садиком в городе.

Нам бы хотелось, чтобы плохие парни и девчонки выглядели как настоящие злодеи, и когда оказывается, что это не так, то мы становимся более равнодушными и менее эмпатичными.

Подписывайтесь на наш аккаунт в INSTAGRAM!

Нам не нравятся истории насилия, но когда мы слышим о них, то нам нужна ясность «черно-белых шляп».

И что мы делаем? Мы не доверяем жертве. Мы требуем фотографий, доказательств, подробных описаний не столько из-за недоверия жертве, сколько потому что мы ходим видеть «плохое поведение» во всей его очевидности, что невозможно.

Мы хотим, чтобы дом, в котором было насилие выглядел как ужасный и отвратительный, таким, каким его рисует наше воображение, потому что декор и стильная мебель, возможно даже вазы с живыми цветами в нашем понимании могут опровергать случившееся насилие. Нам кажется, будто мы честны и беспристрастны, но наше сознание постоянно сканирует ситуацию на предмет мифических черных шляп.

Люди, подвергшиеся насилию это понимают, частично потому что они тоже хотят, чтобы мир был более черно-белым, нежели он есть, и они волнуются поверят ли им, а иногда они и не верят себе сами. Эти паттерны мышления могут подталкивать их к отрицанию, не давать возможность разобраться в своих эмоциях и заставлять испытывать ещё больший стыд, чем они уже испытывают.

Велики шансы того, что человек совершивший насилие по отношению к ним, не важно физическое или вербальное, уже сказал им, что они сами во всем виноваты, что никто бы их не обидел, если бы они не разочаровывали, что никто бы их пальцем не тронул, если бы они не выводили постоянно насильника из себя и другие вариации на тему «сама-дура-виновата».

Что наука знает о насильниках (и нам тоже важно это знать).

Насильник может быть абсолютно любым, не обязательно у него определенный социально-экономический уровень или, например, наличие/отсутствие образования. Жизнь в дорогом пентхаусе – не гарантирует, что вы защищены от насилия, как и жизнь в разваливающейся пятиэтажке не гарантия точно стать его жертвой.

Я слышала много историй от взрослых женщин, которые подвергались насилию со стороны матерей, что их матери очень внимательно следили за тем, как они выглядят в глазах общества, моя мать вела себя именно так. Их публичный имидж позволяет им отрицать и не замечать, что они творят со своим ребенком (или детьми) за закрытыми дверьми своего дома. Красивый фасад выполняет и еще одну функцию – он заставляет ребенка молчать, ведь кто поверит его словам?

Наша потребность видеть насилие в черно-белом формате снижает нашу способность понимать и сочувствовать, особенно когда речь идет не о маленьких беспомощных детях, а о взрослых, которые вроде бы имеют возможность взять и уйти от домашнего насильника.

Мы представляем себе тюрьму и упрощаем ситуацию, спрашивая «почему было просто не уйти», не зная, что насилие имеет свой порочный круг. И невозможно представить, как оно работает, если вы сами не были в этой ловушке.

Мы хотим увидеть фото злодея с черными глазами, чтобы все стало очевидно. Мы можем видеть вершки, но он нашего взгляда скрыты корни.

Карусель насилия.

Опять же, вот наш стереотип черных шляп: нам нужно не только постоянство и ясность, но мы часто не учитываем насколько человек любит насильника, привязан к нему или каким-либо образом зависим. Насилие представляется нам как нечто происходящее в режиме 24/7, мы часто не понимаем силу манипуляций насильника или как это любить кого-то, кто постоянно причиняет тебе боль – все это переворачивает важные жизненные аспекты с ног на голову.

Опять же, мы судим людей не принимая во внимание то, что сегодня исследованиям известно об этом порочном круге. Важно помнить, что человек, который подвергается домашнему насилию, хочет определенный вещей от насильника – обычно любви – и это делает динамику процесса еще более сложной.

В 1979 Lenore Walker первой выделила и изучила этот цикл, которой в своей простой форме имеет три стадии.

Первая – нагнетание напряжения, в процессе которой насильник начинает наполняться эмоциями, обычно гневом, а партнер начинает ходить по тонкому льду, стараясь избежать катастрофы, в то время как коммуникация между ними нарушена. Вторая стадия – инцидент, непосредственный момент насилия. Это может быть физическое, сексуальное, вербальное или эмоциональное насилие, или их комбинация из нескольких (всех) пунктов, что дает насильнику ощущение силы и контроля, которые ему(ей) так нужны.

Что такое стадия медового месяца:

«Когда я узнала правду о всей его лжи, он плакал и в прямом смысле упал передо мной на колени, умоляя о прощении. Он клялся, что никогда не будет мне больше лгать. Он сказал, что никогда не станет пить снова. Он обещал пойти на терапию и присоединиться к группе «Анонимных алкоголиков».

Он так и сделал. Ненадолго. А потом все началось сначала. Он оправдывал свое насилие алкоголизмом, а алкоголизм оправдывал тем, что это просто такое заболевание. На встречах анонимных алкоголиков он просто сидел молча и своему терапевту он платил, но был закрыт для каких-либо изменений».

Так называемая стадия медового месяца или воссоединения – это ось вращения всего цикла, и она же ответ на вопрос, почему жертва просто не возьмёт и не уйдёт. Не так важно, считать ли причиной этой стадии чувство безнадежности, отрицание или силу периодического подкрепления для человеческой психики, но именно она, по крайне мере на какое-то время, работает как суперклей для отношений.

Поначалу насильник может извиняться или давать обещания и даже выполнить некоторые из них. Он может покупать подарки или делать вещи, которые могут показаться проявлением заботы и любви и резко противоречить его только что случившемуся поведению насилия.

Все это направлено лишь на одно – убедить человека, подвергнувшемуся насилию, что произошедший инцидент всего лишь какое-то помутнение, а все это поведение «заглаживания вины» и есть то самое настоящее Я партнера. Фаза медового месяца позволяет еще совсем кажется вот недавнему эпизоду насилия просто раствориться в воздухе.

Помните, что насильнику выгодно, чтобы его партнер постоянно ходил по этому замкнутому кругу, и он сделает все возможное, чтобы эта карусель продолжала крутиться. Сначала он может искренне раскаиваться, но затем легко начать обвинять саму жертву («Я бы так не разозлился, если бы ты столько не кричала» или «Мне не пришлось бы столько лгать, если бы не твои дурацкие вопросы») или предположить, что произошедшее было не таким уж и плохим («Ну что ты тут каждое слово обсасываешь? Я просто вышел из себя и все») или что жертва просто преувеличивает («Ну да, выпил лишнего и наговорил глупостей, которые не стоило говорить. Не усложняй, ладно»?).

Все эти тактики направлены на то, чтобы жертва начала сомневаться в своем восприятии событий насилия. Пожалуйста, примите во внимание, что я приводила примеры где насильник мужчина лишь для того, чтобы избежать грамматических нагромождений, но женщины могут точно так же совершать насилие.

И опять речь про черно-белое мышление, в том числе и жертвы; гораздо проще верить в истинность фазы медового месяца, если люди вокруг хорошего мнения о твоем партнере, считают его порядочным человеком и формально все замечательно. И конечно, в таком случае гораздо проще сомневаться в своем собственном восприятии ситуации.

Бег по кругу.

Спокойствие периода медового месяца неизбежно сменяется фазой нагнетания напряжения в по-настоящему токсичных отношениях; поводом могут стать проблемы как внутри пары, так и сторонние события, например, сорвалась важная сделка, неудачное собеседование, автомобильная авария и штраф – все что угодно, что вызовет у насильника чувства фрустрации и злости (или и то и другое сразу). Цикл может быть короче или длиннее, в зависимости от способности конкретного насильника справляться со своими эмоциями.

Почему человеку в отношениях так сложно разглядеть насилие по отношению к себе.

У насильников есть план и правда в том, что их влечет к тем, кем они могут манипулировать. Быть с тем, кто уйдет от них после первой же вспышки гнева – не вариант, потому что их расслабляет контроль; им не нужен человек, который ещё сто раз подумает и всё взвесит прежде чем потеряет голову.

Женщины, которые выросли в атмосфере вербального насилия гораздо чаще склонны рассматривать эмоциональное и вербальное насилие со стороны партнера как норму, потому что они склонны считать нормальным свой детский опыт и могут не увидеть, что происходящее – это именно насилие. Женщины с тревожным стилем привязанности – быстро начинают сомневаться в себе, голодны до любви и поддержки, бояться совершать ошибки и зависимы – чаще оказываются в отношениях с насильником.

В нашей культуре, частично как раз из-за этого черно-белого мышления, большее внимание привлекает физическое насилие, нежели последствия вербального и эмоционального, а это большая ошибка. Наука уже доказала токсичное влияние вербального насилия как на детей, так и на взрослых.

Связано ли то, как наша культура видит насильника с движением #MeToo?

Будучи женщиной определенного возраста, мне кажется, что общественная концепция насильника ещё только вырисовывается, мягко выражаясь. Прошло всего 40 лет с момента, когда традиционное толкование почему женщина оставалась в отношениях с насильником – разные формулировки про «мазохистические импульсы» или даже «подсознательная потребность в наказании» (!!!) – были оспорены феминистской теорией, которая указала, как сексизм патриархата, которым пронизано всё общество, способен удерживать женщин в этих отношениях, как Deborah K. Anderson и Daniel Sanders и продемонстрировали в своём обзоре 2003 года, названным «Уход от партнера-насильника».

Они отметили, что как бы культура ни смотрела на уход женщины – был ли это скандал или мирное расставание – несомненно у каждого расставания есть фазы, которые часто включают в себя фазы возвращения в отношения.

Возможное самое удивительное то, что им удалось отметить в своей работе, так это результаты некоторых исследований, в которых можно обнаружить, что жертвы насилия на самом деле переживают сильную травму и депрессию, когда обрывают отношения с насильником, по сравнению с теми, кто в этих отношениях остается.

А что еще интересно, так это то, что экономические факторы и уровень дохода сильнее влияли на решение о разрыве отношений, нежели психологические факторы. Как видим, все опять оказывается гораздо сложнее, чем в черно-белых схемах.

Когда насилие оказывается в центре внимания.

В 2014 году, когда игрок НФЛ Ray Rice избил свою подругу Janay Palmer прямо перед камерами, социальные сети просто взорвались – видео было у всех на виду, особое возмущение вызвал тот факт, что она всё равно решила выйти за него замуж.

Исследователи Jacelyn Crave, Jason Whiting и Rola Aamar увидели в этих интернет спорах, в которых многие люди рассказывали и о своем личном опыте, большое поле для исследований, которые шли под тегами #whyIstayed (почему я осталась) и #whyIleft (почему я ушла). Анализируя сообщения, исследователи выделили общие темы, которые важно упомянуть.

Для тех, кто остался, исследователи выделили следующие общие темы:

• Самообман и искажение: сюда включается рационализация насилия, преуменьшение его и рассмотрение его как заслуженного.

• Нехватка ощущения собственной значимости: вера в том, что лучшего и не заслуживают.

• Страх: вера в том, что уход только всё сделает хуже, включая вред или смерть для самой себя, детей и близких.

• Потребность спасти партнера: многие остаются потому что ощущают, что могут изменить ли спасти насильника и таким образом сохранить семью.

• Защитить детей: многие женщины считают, что принимая удар на себя они таким образом защищают от насилия детей.

• Ожидания семьи: здесь убеждения варьируются от веры в святость брака и потребности любой ценой его сохранить до нереалистичных ожиданий от отношений, которые сформировались ещё в детстве.

• Финансы: да, нехватка денег снова похоже серьезно влияет на принятие решение об уходе, как и изоляция и нехватка социальной поддержки.

Чтобы ещё не добавлялось к этому списку, уже эти пункты показывают очевидность того, что решение уйти – которое для тех, кто судит и осуждает может быть очевидным – действительное очень сложно для жертвы.

На контрасте, темы, которые озвучивали те, кто отношения разорвал, объединяет ощущение поворотного момента, который в итоге и оборвал цикл насилия. Вот они:

• Личностный рост: человек прозрел в вопросе природы насилия и осознал, что такое здоровые отношения, а что нет.

• Социальная поддержка: люди говорили о самой разной поддержке, о семье и друзьях, о терапевтах и социальных работниках, священниках и вере в Бога и т.п. Основной момент был в том, что они не чувствовали себя в изоляции, как те женщины, которые оставались в отношениях.

• Потребность защитить детей: это была не столько потребность защитить детей в физическом смысле, сколько потребность в том, чтобы их представление о семье не формировалось в среде насилия.

• Страх, что будет хуже: и снова, в какой-то поворотный момент просто становится страшно за себя и просыпается желание себя спасти.

Даже если бы не было ничего другого, одни эти публикации в сети рисуют нам картину того, что насилие куда более сложная вещь, чем рамки, предлагаемые нам современной культурой для его обсуждения.

Вывод? Насилие – это всегда насилие. Оно не обязательно должно оставлять видимые следы и являться в образе злодея с черными глазами.

Материалы, упомянутые в статье:

1. Finzi-Dottan, Ricky and Toby Karu, “From Emotional Abuse in Childhood to Psychopathology in Adulthood,” The Journal of Nervous and Mental Disease (August 2006), vol. `94, no.8, 616-622.

2. Goldsmith, Rachel K. and Jennifer J. Freyd,” Effects of Emotional Abuse in Family and Work Environments: Awareness for Emotional Abuse,” Journal of Emotional Abuse (2005), vol. 5 (1),95-123

3. Anderson, Deborah K, and Daniel G. Sanders, “Leaving an Abusive Partner: An Empirical Review of Predictors, the Process of Leaving, and Psychological Well-Being,” Trauma, Violence and Abuse (2003), vol. 4 (2), 163-191.

4. Cravens, Jaclyn D., Jason B. Whiting and Rola O. Aamar, “Why I Stayed/Left: An Analysis of Voices of Intimate Partner Violence on Social Media,” Contemporary Family Therapy (2015), vol. 37 (4), 372-385.опубликовано econet.ru. 

Автор: Peg Streep

Перевод: Юлия Лапина

Остались вопросы — задайте их здесь

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet