Нож в спину: Когда друг оказывается скользким и чужим

Мне кажется, я хорошо разбираюсь в людях. Мне кажется, я их рентгеню. Вижу насквозь. А потом кто-то, кто, мне казалось, близкий и родной, вдруг оказывается скользким и чужим. И я смотрю в эти "свои" глаза и не понимаю, что, кроме стали и холода, я раньше умудрялась в них разглядеть.

- Я сегодня не могу, - тихо говорю я в телефон и кладу трубку, не дожидаясь ответа собеседника.

Звонила она. Та, которая меня... предала. Но она не знает, что я знаю. Поэтому звонит. Предала - какое-то сильное слово. Театральное. Сразу пахнет какой-то жизненной трагедией. А ее нет. Просто мое доверие разбито вдребезги, но эти дребезги не видны невооруженным взлядом. Зачем мне брать ее трубки? А что тут скажешь? Разборки эти не нужны никому. Теперь уже не нужны. Даже если я узнаю сотню уважительных причин, я не склею дребезги обратно в то доверие, какое было.

Про предательство

На вид я обычная, только знобит. Озноб заметен, я кутаюсь в свои руки и вздрагиваю от чужих - не надо меня трогать. 

- Да это же я, - примирительно улыбается фотограф. Я смотрю на нее исподлобья: ты не ты, что это меняет? Не надо меня трогать.

Фотограф накинул на меня свое студийное реквизитное пальто. Оно больше меня размера на три. 

У меня сегодня стилизованная фотосессия. Мне сделали мейк, где я сама на себя не похожа, чужая какая-то, черная. И волосы разметали мне так, как я никогда не делаю.  Но мне сегодня  все равно. Делайте что хотите. И я стою, с нарисованными глазами, лохматая, в этом пальто с чужого плеча, и фотограф говорит: "Замри. Это гениально". 

Подписывайтесь на наш аккаунт в INSTAGRAM!

Я давно замерла, в тот момент, когда узнала про предательство. Внутри зреет кашель. Мой организм отторгает эту информацию, притворяется больным. 

Осень для меня всегда увенчана хандрой, но обычно для нее нет триггеров, кроме календаря.  А тут...

Страшные мысли спрутом окутывают меня, и я не знаю, как не думать про это. Мысль на любую другую тему теряется и скатывается опять в жижу главного вопроса: "Как ты могла?"

Мне кажется, я хорошо разбираюсь в людях. Мне кажется, я их рентгеню. Вижу насквозь. А потом кто-то, кто, мне казалось, близкий и родной, вдруг оказывается скользким и чужим. И я смотрю в эти "свои" глаза и не понимаю, что, кроме стали и холода, я раньше умудрялась в них разглядеть.

Каждое предательство я проживаю через ответственность. Что я сделала или не сделала для этого человека, что он так со мной? Где я не доглядела?

По просьбе режиссера я поднимаю воротник пальто. От него пахнет сигаретами. 

- От него пахнет сигаретами, - зачем-то говорю я вслух.

- О, сигареты! - восклицает фотограф. - Это будет идеально!

Мы в студии, тут нельзя курить, но режиссер запирает дверь, и мне прикуривают чью-то сигарету и дают в руки. Получаюсь совсем не я. Какая-то запуганная женщина в дыму.

Я растерянно смотрю по сторонам. Камера ловит мой испуг. 

- Сядь на пол, - командует фотограф.

Я послушно сажусь. Грузно. Неловко. Пальто встало колом. Все не так. 

Я не понимаю, почему со мной всю жизнь так: мне кажется, что человек мне в пору, что он свой, рубаха-парень, и я его пускаю близко к телу, прижимаю к себе, крепко, до стука сердца, а потом он бьет меня синтетическим током отчуждения и оказывается совсем другим, чужим, холодным, несносным, как это пальто.

Мне нравилась идея этой фотосессии. Я такая противоречивая, бунтарка и скромница ... простая и сложная... непонятая, но вывернутая наизнанку... далекая и близкая... Я открыта всем, и все думают, что знают меня, а на самом деле не знает никто. И в моих глазах - загадка... И я ухожу вдаль, и  туман,  и меня почти нет, только глаза, мои глаза, в которых всё - боль, страсть, холод и любовь...

Так я себе все представляла. А на деле я, с вульгарно-вечерним мейком,  лохматая и сутулая, сижу на полу, в чужом мужском пальто, баррикадами поднят воротник, и рукава свисают ниже моих пальцев, как у Пьеро, и меня тошнит сигаретным дымом, и я опять кашляю, и у меня краснеют глаза, и текут слезы, но эти слезы не от кашля, а от собственной глупости, наивности и бездарности в вопросе жизненной мудрости...

Сколько ножей нужно всадить тебе в спину, чтобы ты больше не верила всем без разбора, чтобы включила волчицу, чтобы берегла себя, зализывая старые раны, которых достаточно, чтобы поверх них всаживать новые...

Фотосессия - это эмоция. Моя эмоция сейчас - брезгливость, злость и желание уйти. 

Фотовспышки, фотовспышки, фотовспышки.

Это пальто... Я большим черным рукавом вытираю черные слезы на щеке. Черт, что это за рок... Кинчев, блин...

Почему она так сделала? Я не понимаю. Ведь она пришла ко мне, когда ей было плохо, и упала в мои руки, а мне ничего не стоило их развести, сказать, что я занята, что некогда, да мало ли... Ведь мне и правда тогда было некогда. И мало ли. 

Лучшие публикации в Telegram-канале Econet.ru. Подписывайтесь!

Но это чертово чувство, когда чужие интересы всегда кажутся важнее своих, когда чужая боль больней своей... И я встаю и защищаю, и радуюсь чужим победам над собой, депрессией, хандрой... А потом она  за спиной смеется над тобой, и с кем-то дружит против тебя, и говорит , что ты пустышка, и что ты... 

Да не важно, что говорит, важно, что за спиной. Почему не сказать это в лицо? Если моя помощь была не нужна, если это пустышка,  зачем она приходила каждый день?

Я поднимаю голову. Кто-то лохматит мне волосы, поправляет мейк, девочка замазывает слезы... 

- Не замазывай, не замазывай!! - кричит фотограф и бежит ко мне и тащит какую-то бандуру огромную для правильного света, и режиссер кричит: "замриииии, молюююю", а я стою, как Пьеро, в этом нелепом мужском пальто 56 размера... И эти слёзы... 

Я слышу контрольный выстрел фотовспышки. Я ранена. В самое сердце. Я. Не. Могу. Сегодня. Вздрагиваю. Больно. Как больно. Обожженные пальцы. 

Я держу тлеющую сигарету голыми пальцами и не чувствую, как тлеют мои пальцы. Я пугливо бросаю сигарету и смотрю на догорающую искорку, раздавленную ботинком режиссера. 

И я вдруг шепчу "простите, простите меня", и  сдираю с себя это пальто, этот задранный воротник, я словно сама себя за шкирку беру, и сдираю свою шагреневую кожу, которая не исполняет моих мечт, а только сокращает время жизни, сдираю этого человека, этого предателя, который не близкий, а далекий-придалекий, а я, выходит, слепая, слепая-прислепая, и так хочется, чтобы рядом никого,  только кофе и ветер.

Я выбегаю из студии. Забыла все. Вещи, туфли, телефон. Надо вернуться. Потом. 

А вот бывает у вас так, что никаких проблем, и не лихорадит, и не просыпаются вулканы, и нет землятресений и наводнений тоже нет,  и просто живешь, и там... не знаю, ноготь сломала, в сервис надо, ребенку куртку к зиме... 

Почему у меня всю жизнь адовая турбулентность и выпадающие кислородные маски, и паника вокруг, и падающие самолеты, внутри которых я?

Подписывайтесь на Эконет в Pinterest!

Почему нельзя просто жить, решать бытовые трудности, забывать купить какой-нибудь стиральный порошок, проливать суп на новую скатерть, здороваться с соседями, трепать за ухом их собак, и не бояться... людей.

А как же их не бояться?  У них у всех ножи. У всех. Аккуратнее. Не поворачивайся спиной. Беги. Пригнись. Живи вот так, тяжело дыша, не поднимая головы. Голову ниже, еще ниже. Так надо. Зато безопасно. 

Обожженые пальцы болят. Чем там надо от ожогов?

Рядом садится фотограф. Это девушка. У нее тонкие-тонкие запястья. Как она таскает такую тяжелую технику? Бедная.

- Я оплачу неустойку. Я не хочу эту съемку. Прости.

- Я уже поняла. Прости, что я не поняла, что тебе не в кайф ... Я тебе черный заказала, с сахаром. 

Это она про кофе. Я пью с молоком и без сахара. Но я молчу. Мне плевать.

- Спасибо, - говорю я. Из вежливости.

По сценарию я вот тут чувствую свою вину, ибо сорвала съемку целой команде людей, а вины нет. Есть пустота. И кашель.

- Ой, тут тебе звонили, - она суетливо лезет в карман и протягивает мне мой телефон. 

Три неотвеченных. От нее. С...ка. 

Чувствует, что что-то случилось, наверное, нервничает... Я нахожу опцию "заблокировать контакт" и блокирую. Ничего не объясняю. Выдыхаю.

Будешь предан - будешь предан. 

Приносят кофе. Я делаю глоток нефтяной сладкой жижи. Надо же... Вкусно... Оказывается, тут за баррикадами поднятых воротников, тоже вкусно. 

Муж пишет, что задержится на работе и не сможет забрать сына. Просит набрать няне.

- Я сама, - пишу я. - Я уже освободилась. 

Сейчас возьму детей, куплю им мороженого и пойдем гулять на пруды. Потом зайдем в парикмахерскую, подровняю им челки. Готовить не хочу, закажем суши...

Балласт сброшен. Никакой турбулентности.Полет нормальный.опубликовано econet.ru.

Ольга Савельева

Подписывайтесь на наш youtube канал!

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet